АЙК-МЕДВЕДЬ
Пошла уже вторая неделя, как я безвылазно находилась дома. Травма колена. Операция. И все планы и мечты – к чертям. Казалось, что жизнь проходит мимо меня, а я, уже женщина средних лет, лежу в постели и упиваюсь реалиями прошлых веков из книг. И периодически грызу себя за обездвиженность и зря прожитые годы. И мысли дурные донимают. Свободное время не всегда полезно. А Арарат, который дразнил своим величием уже несколько лет, так и остался в мечтах. На пальцах обветренных смуглых рук, помнящих майский жар скал, стала облезать кожа, обнажая новую – нежную и не познавшую еще ветра, солнца и гор. Уже которую ночь за окном надрываются какие-то райские птахи, а в квартире непонятно откуда появился запах нафталина.
Стук в дверь напомнил, что есть еще другая жизнь – задверная, из которой ко мне периодически являются люди, пытаясь вытянуть из депрессии. Каждый из них приходит с цветами, фруктами и тортом и уходит с мусорным пакетом. Стыдно. Но мусор накапливается быстрее, чем я живу в своем задверье.
Фотограф Айк принес в подарок свою картину – Арагац и высокогорное Каменное озеро. Написал, что не все потеряно, все высоты еще впереди. Но знал бы он, как мучителен каждый прожитый в постели день… Обговорили с ним некоторые творческие планы. Спросил про Арарат. Я отчаянно покачала головой, мол, в этом году максимум Аждаак или Хуступ. Но первым будет Хуступ – высочайшая вершина хребта Хуступ-Катари в Сюникском районе.
Айка как-то передернуло, он изменился в лице, а в больших усах появилась тяжесть грусти:
- Это моя гора! И без меня ты туда не пойдешь!
Я, как и подобает современной женщине, начала перечить:
- С тобой или без тебя – пойду…
- На свою гору я должен сам тебя проводить!
- По какому такому праву ты эту гору называешь своей? – возмущалась я.
Айк поднял на меня свои отнюдь не армянские глаза, но сквозь русские черты его ярославской бабушки проступила армянская извечная и поучающая мудрость. Он сел поудобнее, напустил на лицо особую строгость и начал рассказ.
